На тёмной стороне тебя. Не доверяйте красивым незнакомцам… - Эль Эбергард

Испугавшись, что мне придется торчать в примерочной целый день, я притворилась, будто у меня разболелась голова, а потом отправилась в номер, чтобы спокойно обдумать свое пребывание в Австрии. Мне хотелось посетить Венскую оперу и музеи, а не тратить время на беготню по универмагам и бутикам. Рассчитывать на то, что Ника станет сопровождать меня в музеи, было напрасной тратой времени. Думаю, даже Миша не отказался бы пойти со мной, вместо того, чтобы подпирать примерочные, пока Ника станет гонять продавцов то за одной юбкой, то за другой.

В номере я постелила себе на диване, удобно устроилась на нем и включила маленькую лампу, стоявшую на низеньком столике рядом с диваном. На столике лежала пачка свежих журналов и газет и я взяла одну газету, на английском языке, потому что немецкого я не знала. Передо мной пронеслась целая череда портретов каких-то улыбающихся знаменитостей, политиков и деятелей искусств.

Я задержала свое внимание на двух статьях. Одна была про австрийскую скрипачку, которую я видела как-то по телевизору и была восхищена ее бесподобной игрой. Так играть можно было только при наивысшей концентрации силы духа и души. Так играют только музыкальные гении, которым суждено войти в историю и навсегда оставить в ней свой след. Я перечитала эту статью дважды, всматриваясь в лицо скрипачки. Оно мне очень понравилось. Я даже испытала состояние счастья, которое испытываешь, если узнаешь что-то о человеке, близкого тебе по духу. Ведь эта девушка с нежной улыбкой была способна переживать те самые волнующие чувства, когда смычок летает по струнам и извлекает из них столь чарующие звуки, что даже камни должны в этот момент растрогаться и рыдать в три ручья.

Вторая статья отличалась от первой. Если я сначала была в каком-то приподнятом настроении, словно в некой эйфории, то теперь я словно упала с небес, пребольно ударившись о землю.

Речь шла о чудовищном маньяке, орудовавшем по всему миру. Его жертвами становились исключительно молодые девушки и женщины. Сообщения о найденных трупах приходили то из Боливии, то из Австралии, Чехии, Белоруссии и многих других государств. Время между убийствами не подлежало никакому логическому объяснению. Одну девушку нашли мертвой три года назад, а следующую спустя год. Третья была убита почти сразу, после второй. И цепочка этих жестоких убийств тянулась с середины позапрошлого века, что давало повод подозревать, что подобные действия проводились какой-то сектой, преследующей неизвестные мотивы. Полиция и Интерпол прикладывали все усилия, чтобы отыскать убийцу или убийц, но никаких следов обнаружить до сих пор не удавалось.

Почерк преступления был одинаков. Девушек находили привязанными к камню или столу, накрытыми плотной черной тканью. Шеи были перевязаны красным шелковым шнурком. В крови всегда присутствовал какой-то наркотик, подавляющий волю жертвы и ее ориентацию в пространстве. Следов насилия на телах не было, кроме небольшого разреза с левой стороны груди.

Я добралась до этого места в статье, чувствуя, как по пищеводу поднимается мой ужин. Сделав глубокий вздох, я продолжила чтение, борясь с подступающей тошнотой.

При более тщательном осмотре выяснялось, что у всех жертв без исключения были вынуты сердца через этот небольшой разрез, а на ладонях были вырезаны или нарисованы неизвестные символы и знаки. Ни один ученый еще не смог разъяснить значение символов и хоть каким-нибудь образом приблизиться к разгадке страшных убийств, носящих, без всякого сомнения, ритуальный характер.

Я отложила газету в сторону, понимая, что настроение у меня безнадежно испорчено. Мысль о том, в каком чудовищном мире я живу, не давала мне покоя. Этот мир, в котором соседствовали добро и зло, свет и тьма, красивое и уродливое, веками мы создавали сами. Вместо того, чтобы позволить душе возвыситься и подарить ей светлую надежду, мы всячески глумились над ней, заставляя ее становиться все более отвратительной и кошмарной. Откуда бралось такое количество жестокости? Почему мы сами не можем стать лучше и добрее по отношению друг к другу?

Когда вернулись Ника с Мишей, я уже дремала, хотя тревожные мысли не давали мне покоя. Убедившись, что они не собираются уже никуда уходить, я тут же пожелала им спокойной ночи и провалилась в глубокий сон, рассчитывая не пробудиться посреди ночи от кошмара, в котором меня принесут в жертву.

Следующий день выдался солнечный. Ника разбудила меня с утра пораньше, потому что ей не терпелось потратить свои и Мишкины деньги в лучших магазинах города. Мы быстро позавтракали, оделись и вызвали такси, чтобы через двадцать минут оказаться в самом центре Вены.

Я уговорила их, что мне надо прогуляться, пока они станут делать покупки, хотя Ника хотела, чтобы я тоже что-то купила для сегодняшнего маскарада. Пришлось дать честное слово, что я схожу с ней в магазин позже. Довольная моим обещанием, подруга уволокла несчастного Мишу в какой-то переулок с кучей вывесок, а я неторопливо пошла вдоль улиц, наслаждаясь окружающей меня красотой.

Купив карту и надеясь без труда разобраться в ней, я провела несколько минут в поиске улицы, на которой находился наш отель, чтобы узнать точный адрес и как далеко я нахожусь от центра. Затем я оглянулась в поиске указателя на доме, чтобы понять, где я нахожусь в данный момент. Оказалось, что я стою у Хофбурга – дворца, служившего когда-то императорам Австрии. Подойдя ближе к дворцу, я рассмотрела, что здесь теперь располагается несколько музеев этнографии, культуры и картинные галереи.

Посещение дворца-музея я отложила на следующий день, потому что мне хотелось побродить по старой Вене. Надо сказать, количество площадей и пространств поражало воображение, как и количество памятников, фонтанов и скульптур. Я шла, чуть ли не открыв рот, не в силах сдержать восхищение. Радости моей не было предела. Такое ощущение я испытывала только тогда, когда играла на скрипке или слушала классическую музыку.

Роскошные здания в стиле барокко, рококо и готики сменялись одно за другим. Я обнаружила несколько церквей и соборов, остановившись, чтобы как следует запечатлеть все это великолепие на цифровой фотоаппарат. Вначале я шла, как мне показалось, по главной улице Вены. Произнести ее название стало для меня испытанием, но я все-таки его преодолела. На Кернтнерштрассе находилось множество магазинов, кафе и ресторанчиков. И все витрины, как и дома, были празднично украшены все теми же гирляндами и елочками.

Я дошла до бульвара, который на карте имел загнутую форму и напоминал подкову. Бульвар был широкий и на нем также было множество красивых зданий, роскошных и запоминающихся. Здесь же я обнаружила и знаменитую Венскую оперу и не преминула посмотреть расписание концертов, чтобы иметь возможность посетить хотя бы один из них. Стоимость одного билета была как раз вполовину той суммы, что была у меня на руках. Поразмыслив над этим досадным фактом, я решила, что мне все равно следует сходить в оперу, потому что больше мне могло и не представиться такого шанса.

Но в кассе меня огорчили, сказав, что билеты на ближайшие две премьеры уже распроданы, а следующая состоится в день нашего отъезда. Я спросила, бывает ли такое, что билеты сдают обратно в кассу. Мне ответили, что такое случается крайне редко, но если я пожелаю, то смогу попытаться обратиться в кассу за день до спектакля или перед его началом.

Обратная дорога показалась мне уже не такой чудесной. Я вдруг поняла, что ужасно устала, пока бродила по Вене, любуясь ее красотами. Чтобы передохнуть, я зашла в маленькое кафе на углу, заказала кофе и штрудель, и едва смогла найти себе место за столиком, потому что кафе было битком забито людьми. Конечно, можно было попробовать поискать место поспокойнее, но я была так голодна, что готова была мириться с жующей американской семьей по соседству со мной.

Подслушивать было весьма невежливо, да я и не собиралась, но только стоило им закончить обсуждать свои рождественские планы и перейти к другой теме, как я похолодела и насторожилась.

Муж и жена средних лет принялись говорить о неизвестном маньяке, вырывающем сердца у молодых женщин, таким тоном, будто несчастные жертвы сами были виноваты в своей ужасной смерти. Штрудель так и застрял у меня в горле, пока я отчаянно старалась не выдать моего волнения, но закончилось тем, что я закашлялась и все-таки привлекла к себе внимание американцев.

Может, они просто не любят европейцев? За что, правда, мне было совершенно неизвестно. Тогда какой смысл приезжать в европейскую страну и пренебрежительно отзываться о ее жителях? Будто явились в зоопарк поглазеть на мартышек и слонов. Чуть позже американцы проговорились о каком-то городке на юге Америки, откуда они сами и были родом, и тут я поняла, что питало их любопытство, касающееся маньяка.